На излёте

RITORNO
(Возвращение, Неаполитанский цикл)

Здравствуй, я пишу тебе из Парижа.
Знаешь, в дороге далёкий становится ближе.
Нужно, чтоб кто-то шёл рядом незримо,
за руку переводя через тьму меж фонарями
улиц, мостов, площадей,
как через бездны и боль. Неумолимо
время в реке под мостом Сен-Мишель
струится…
Пусть тебе снится,
как жарят каштаны
в столице любви.

Здравствуй, пишу из Праги,
из последнего дня зимы.
Здесь потеплело, как теплеет память
в майские дни,
где мы были когда-то одни
в целом мире.
И городские стены хранили
наши тени, а мостовые – шаги.

Здравствуй, пишу из Венеции, а впереди
меня ждёт Неаполь.
Чёрные гребни, хвосты аква альта Минотавром
кружат и змеятся в лабиринтах улиц Судьбы.
Я заблудилась, влюбилась, но осталась верна пути.

Здравствуй! В Неаполе
вид на залив не обещали,
но мне сказали,
что отовсюду виден Везувий.
Здесь альбатросы его заговаривают
на птичьем древнем своём языке.
Скажешь, безумие,
но я пишу: каждому городу нужны маяки
memento mori,
чтоб не сбиваться с пути,
проживая по мерке чужой свои дни.

Смерть уравняет всех в чёрном,
но пока живы, мы разноцветны и разнолики,
нетерпеливы и злы,
как дикие звери,
не прельстившиеся и не пресытившиеся за запертой дверью
куском неволи.

Словом, желаю тебе от души:
Пусть будут дни голодны!

Здравствуй, я пишу тебе, откуда уже не пишут.
Ты не поверишь, но и здесь зацветают вишни.
Город над морем – из моих снов:
комнаты без номеров, дома без заборов, душа без оков.
Лишь ветер воет ночами
за окнами – и пустота за плечами.
Здесь одного не хватает – тепла руки.
Напиши!

Впрочем, не стоит вечность тревожить,
просто кивни,
что будешь счастлив в дороге на свой край земли.

 

****

Столько воды утекло с тех пор, как мы расстались,
что обмелели все реки в краю нашей памяти.
Но туда в любой день мы можем вернуться – не возвращаясь.
Жду тебя, как обычно, на площади у фонтана,
под городскими часами,
чьи стрелки замерли в 3.30 –
– треугольник прощания.

Я не знаю,
Где ты сейчас. Там, где я,
молятся на чужих языках
и зажигают свечи, как лампочки – не от свечи, от монеты.
В лампочках вспыхивает страх разбиться
о гранит или кафель.
А в чужих домах без причины хочется плакать.

Каждый из нас в разлуку
взял у другого муку
неосуществимых желаний.
Ты искал мастера, а значит, смысл и предназначение.
Я жила под дамокловым мечом времени
избранных, мечтая
о безграничной свободе перелётных птиц.

А сейчас вглядываюсь
в почти твой портрет на афише, пред которым прохожие падают ниц,
или в мозаику лиц
всех первых встречных, случайных,
способных развеять скуку,
но не унять тоску, не излечить от отчаяния.

Всё-таки нужно что-то иметь за плечами.
След на песке…
Море – вечность, душа – лодка на привязи у причала.
Не отпускай меня!
(одну в темноту).

 

****

Дорога – средство борьбы со временем.
Новые впечатления – долгие дни.
Наши пути – зигзаги разлуки, лучи одинокой звезды
над морем, чьи волны всегда повторение
друг друга. И света. И тьмы.

Кто мы,
живя в цифровую эпоху?
Digital photo в Facebook?
Айвазовский писал синеву
моря маслом,
9 метров оттенков, более суток.
А потом от усталости падал на пол
– и засыпал.
(Ибо живопись требует сил).

Мы море щёлкаем, как нугу,
24 кадра в секунду.
И стираем  ненужные чувства, как зимние шины,
Счастья нет потому,
что живём не взахлёб, а мимо
                                                 (лётно).

Раньше люди письма хранили,
как драгоценности
в шкатулках из красного дерева,
запирая любовь на замок.
И теперь они живы внутри картины,
а мы умрём.

 

****

Тень на волне – пейзаж, нарисованный солнцем.
Человеческая фигура отчего-то всегда помеха картине.
Жаль, что уже не придётся
писать тебе между строк.
Белый парус всегда одинок,
как пустая страница.

Солнце садится,
плывёт теплоход,
летит птица…
Столько стихов
нигде более, наверное, не родится.

Я машу рукой вдаль. Не тебе – по тебе.
Так делает человек,
который тщится
забыть.
Но не в силах.

 

****

«Целеустремлённость» –
– слово из резюме смертного.
Пугает меня, как ребёнка тьма в углах спальни.
Мёртвые лишь достигают цели,
живые – в поиске и в пути.

Часы и календари –  держава и скипетр
Танатоса, его молот и наковальня.
Но если никто ты, то может, удастся ускользнуть незамеченным.
И я умножаю на ноль бесконечность.
Пишу: «Неопределённость
пределов».

Так дети прячутся под одеялом.
Так от прямого ответа уходят всегда по-английски.
Все знают:
в сердце – потерянный рай,
край земли – могила.
Без креста, но мне простится
за то, что превыше всего ценила
пищу для глаз и ума.
За то, что любила.

(февраль-март 2017,
Сорренто)

 

ДЕТИ АПРЕЛЯ

 « А кофе я с утра не поймал. Увы!»
V.J.
«В пасхальные недели апреля
во многих мифах рождаются боги».
(«Проникновение»)

О чём ты думаешь, когда смотришь,
как перекрещиваются пути
самолётов в небе?
Мне снятся повторяющиеся сны,
и с каждым я всё слабее.

Париж… В мансардах Монмартра
мы голодаем, но дышим.
Венеция… Наследный замок
уходит под воду – и крик мой никто не услышит.

Зачем родились мы? Как две эпохи,
где кто-то умер, не досказав.
И каждое утро, когда у тебя в общаге сбегает кофе,
фарфоровый мамин шедевр я подставляю, чтобы поймать.
И лишь внутри чашки нас двое.
Снаружи, за окнами – лица и города,
время и расстояния, политика и прочая суета…

С детства мечтала постичь путь изгоя
– и преуспела, поверь.
Иногда так хочется вышибить ногой дверь
в наш сверхскоростной двадцать первый век
с табличкой «Нет времени»,
что в переводе на международный сленг
звучит, как NO EXIT
– и это уже не транзит.

Мне снится, ты снова простужен,
замотан в линялый шарф…
Клошар
отчего-то лучше звучит,
чем бомж,
и горделива осанка в чёрно-белом пальто,
где белые полосы чёрных заметно уже.
В округе все спрашивают: «Где вы такое купили?»
Ты отвечаешь: «В России».
Они настороженно отступают в сторону.
А голова кружится до обморока –
хватаюсь за резные перила моста,
как за кончик сна, где я всегда в тебя влюблена,
и нас похоронят вместе,
не важно, в Париже или в Венеции.

А потом – пустота…
Мы идём против ветра к щеке щека,
и наши слёзы смешиваются в эликсир вечного возвращения.
Ты ведь знаешь, материя –
– это свет. И знаешь света предназначение.
Так какого чёрта, ты пишешь мне: «Нет!»,
если мы давным-давно уже встретились?

Я так и не смогла разглядеть,
куда ведёт винтовая лестница
– вверх или вниз – в моём сне.
Но на одной из ступеней ты неизменно
сидишь и плачешь.
Я знаю: мужчины могут. Я видела море.
В этой жизни мы промахнулись снова
мимо друг друга, но ты всё же верь…
Когда, наконец, сумеем совпасть в рождении,
мы познаем до капельки этот мир потерь.
Потому что мы оба – дети апреля.

(16 апреля 2017,
Пасха, Москва)

 

ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА

Сказал:
«Бродский любовную лирику не писал.
Любил тех, кого не было
ни рядом, ни где бы то».
Но я знаю, что это и есть единственная в мире любовь.
Всё, что не грёза – лишь инстинкт продолжения рода.
Но я не люблю детей,
и значит, близость не имеет смысла.
Для любви нужна невозможность любви.
Данте и Беатриче, Тристан и Изольда…
Забытая истина:
В раю родились в один день и час,
а потом целую вечность искали
друг друга, нас изгнали
за то, что мы не нашли –
– потеряли.

И теперь из жизни в жизнь я тебя догоняю
во многих-многих, словно пью вино, разлитое по бокалам,
глотками настолько малыми,
что не уловить букет.
За собой оставляя
вереницу сердец,
пораженных болезнью, которой нет.

39°

Ли

Тридцать девять внутри, за окном почти сорок.
Одно лето в московском аду.
Ты – в Марокко.

Тридцать девять внутри, за окном минус тридцать.
Стылый ад карельских болот,
где ты уже не приснишься.

Я ждала эту смерть,
мне лишь хотелось
повидать тебя напоследок.

А ты всё проебал…
И когда я рождалась,
над городом шёл ураган,
унося с собой многих – но не тебя.

(Москва,
13 июля 2016, 10 июня 2017)

СВЕЧА

Он поставил свечу у иконы,
чтобы Она жила.
Помолился и вышел сквозь слёзы,
а свеча осталась у алтаря одна.

И от жара чужих сгибалась – предрешена.
не догорела – сломалась, упала на пол…
Наша судьба –
– за закрытой дверью. Так было всегда.

Не ставьте свечи за любимых!
Не догорят – беда станет неотвратимой.

(Москва,
11 июня 2017)

ЧАСЫ

 Дýше

Сопричастность – часы, проведённые вместе.
Прости, но время – самое ценное, что могу тебе подарить.
Как мало часов! Но все они в цвете,
и краски насыщенны и глубоки.

Словно солнце, проснувшись, разом зажгло все свечи
в подсвечнике неба.
А ночи несбыточны, как запределье.
Разница между смертником и простым смертным
лишь в том, что мне дамоклов меч показали,
а вам ещё нет.
Но таланта художника не отнимали.

Поверь, я и там, поверх темноты
сумею
написать для тебя земной рассвет
первых часов бесконечного лета.

(Москва,
11 июля 2017)

 

ЭКВАТОР ЛЕТА

Неугомонный июнь!
Лето уже прочертило в твоих волосах
солнечные тропинки в будущую весну.
Если бы можно было так же легко высветлить страх
тёмного ноября!

Жара… Но яблоки пахнут осенью,
плачут кондиционеры за окнами
– и не спится в предчувствии ледяного сна.

Раньше строки взлетали с листа,
как птицы,
а сегодня мысли падают, как листва,
на страницы
романа, рискующего не быть дописанным.

Стара как мир истина:
половину жизни сожалеем о будущем,
как ни крути – не сбываются детские наши мечты,
космонавтами мы не стали,
и другую свою половину доживаем,
скорбя о прошлом.

Где такой же был звёздный июнь,
где ты был любим, полон сил и юн,
но не ценил – всё смотрел на звёзды…

(Москва,
27 июля 2017)

Тропа из слов

Всякому брошен жребий…
Ты не одна такая
– в красном платье по краю
снов пролагаешь тропу из слов.
Где она оборвётся – знать тебе не дано.
Всё за тебя решили
стражи небесной были,
и умолять грешно.

Но ты всегда умела,
переписав сюжет,
переиначить время.
Помнила, что поэт
– миротворец меж мирами яви и снов.

И потому – смелее
смейся и пей вино.
Солнце пока не село
за горизонт  –
– финал открыт, чтобы «предрешено»
обратить в начало строки.

Даже в ночи – не молчи,
ибо слова – ключи
от вечных миров.

(Москва,
27 сентября 2017)